Майкл Фассбендер: «И создателю свойственно ошибаться»

сли кто и разбирается в андроидах, так это Ридли Скотт. В «Чужом» 1979 года кибернетический «спящий агент» Эш в исполнении Иэна Холма, запрограммированный на бесстрастное выполнение задачи, пугал не хуже главного фигуранта. В своем следующем фильме, «Бегущий по лезвию», режиссер идет гораздо дальше, исследуя эволюцию искусственного разума на примере репликантов — андроидов, способных испытывать весь спектр человеческих эмоций и чувств и стремящихся к встрече со своими создателями.

В Дэвиде, которого воплотил на экране Майкл Фассбендер, Скотт сочетает расчетливость и холодность Эша с жаждой жизни Роя Батти. Появившись в этой истории как синтетик на борту «Прометея» и сыграв не последнюю роль в гибели звездолета, в ленте «Чужой: Завет» Дэвид встретится с новой командой, в составе которой увидит знакомое лицо. Новая модель серии «Дэвид-8», Уолтер, лишен человеческой «шелухи» — эго, гордыни, амбиций — но в остальном идентичен Дэвиду. Фассбендер играет обоих, и, по словам исполнительницы одной из главных ролей Кэтрин Уотерстон, андроиды даже будут делить экранное пространство в общих сценах.

В интервью Майкл рассказал о том, как Дэвид провел десятилетие после событий на «Прометее», почему его так манят тайны природы, как складываются отношения Уолтера с товарищами по экипажу, почему для него не составило труда исполнить две роли в одном фильме и кое о чем еще.

Вы играете двух разных персонажей. Это как сниматься в двух фильмах одновременно?

Вообще-то нет. Просто разные костюмы. (Смеется.) Тонких различий между моими героями почти нет, все довольно прямолинейно. Уолтер совершенно искусственный, лишен человеческих черт характера. Когда вышел восьмой Дэвид, людям было сложно его принять. Он был слегка пугающим: слишком похож на человека изначально, плюс вектор развития базового программного обеспечения направлен в сторону еще большего очеловечивания — эго, тщеславие, гордость. Пользы от этого было меньше, чем дискомфорта. Поэтому и разработали новую модель, в которой человеческих качеств стало меньше, а точнее, они совершенно отсутствовали. Так что Уолтер просто более прямолинейный, логичный андроид. Он вроде Леонарда Нимоя в роли Спока, и существует чтобы служить кораблю и его экипажу. Ну а Дэвид… Прошло десять лет с тех пор, как мы его видели в последний раз. Десять лет без какой-либо диагностики и техобслуживания. Думаю, в данных обстоятельствах его человеческие качества должны были приумножиться и стать неотъемлемой частью его природы.

Эти внутренние трансформации в долгом уединении изменили Дэвида?

Ну, в «Прометее» он вроде как стал свидетелем встречи Вейланда со своим создателем. И Дэвиду был в определенной степени присущ страх перед создателем, как и Питеру Вейланду. Осознание, что создатели смертны, что им тоже свойственно ошибаться, конечно его изменило, мягко говоря. Да, это резонное предположение. (Смеется.)

В этой франшизе они все никак не доведут андроидов до ума. Уолтер ведь тоже не лишен недостатков?

Если честно, не думаю, что у него есть хоть один. Повторюсь, он идеальный дворецкий, телохранитель и техник. Быть полезным кораблю и экипажу — его единственная цель. Он запрограммирован безупречно; возможность сбоев, как в предыдущих фильмах франшизы, исключена полностью. Больше всего он похож на Бишопа из «Чужих», только от человека в нем меньше. И уж конечно ничего общего с Эшем Иэна Холма.

Кэтрин говорит, что Дэниэлс воспринимает его как друга. А как Уолтер видит ее?

Никак. Он просто служит ей. Она может считать его кем угодно, наделять качествами человека… Но я всегда думал о Споке. У него нет эмоциональной причастности. Формально он может быть признателен, но в его картине мира этого просто нет, есть программа. Персонаж Иэна Холма в «Чужом» тоже был запрограммирован просто делать свою работу. То есть доставить эту форму жизни куда сказано. Так себе программа, надо сказать.

Экипажем можно пожертвовать.

Именно.

Когда снимался «Прометей», у вас возникали какие-то идеи насчет развития вашего персонажа в возможных сиквелах?

Мы с Ридли несколько раз встречались после «Прометея» и говорили о следующем фильме, но ни разу, что странно, не затрагивали вопрос эволюции Дэвида. Я просто получил сценарий. Так что моих заслуг здесь нет.

Есть какой-то творческий замысел в том, что новый андроид выглядит как Дэвид? Почему именно вы должны были сыграть и Дэвида и Уолтера?

Потому что так дешевле. (Смеется.) Я не знаю. Правда не знаю.

Между событиями «Прометея» и этого фильма проходит десять лет. Много ли вам известно о том, что происходило с Дэвидом в это время?

В фильме рассказывается об этом, пусть в общих чертах, не детально. Есть какое-то количество прямой информации и множество визуальных подсказок, позволяющих заполнить пробелы. Я работал над Дэвидом как над любым другим персонажем, представляя, чем он занимался до истории, которую вы смотрите. Его поклонение красоте и природе, те черты, что проявились еще в «Прометее» — все это имеет значение.

Мы видели концепт-арт… Дэвид изучает инженеров и их историю?

Он просто не любит безделья. Он полагает, что праздным рукам найдет работу дьявол. Но, как я сказал, его интересует мироздание, то, как все устроено, как все работает, еще в «Прометее» это было заявлено. «Они создали людей. Люди создали нас». Творение, жизнь, природа и искусство — вот сфера интересов Дэвида. В нем скрыт художник, и это явный признак наличия эго — мы снова говорим о его человеческой стороне. И вот он на этой планете, и — как человек — вопрошает: «Зачем мы делаем то, что делаем?». Потому что мы хотим оставить что-то после себя. И что-то оставляем.

Много ли времени в картине уделено проведению параллелей между Инженерами и людьми, между людьми и андроидами?

Эти темы перекочевали из прошлого фильма, но чересчур углубляться мы не стали.

Вас часто хвалят за актерскую пластику, и по вашим словам, манеру Дэвида держаться вы скопировали с Грега Луганиса, чемпиона по прыжкам в воду. Но что поражает еще больше, так это спектр акцентов и модуляций голоса. Как вы этого добились?

Я правда не знаю. Просто постоянно смотрел «Лоуренса Аравийского», поскольку в нем это есть, и таким образом работал над интонациями. В «Завете» я снова их использую; мне хотелось сделать это постоянной технической характеристикой. По-моему, это хорошая идея при создании искусственного голоса, голоса андроида. Еще я слушал, как говорит ХЭЛ, пересматривал «Бегущего по лезвию», и про Иэна Холма тоже думал, и про Бишопа. Все они были очень убедительны как роботы. Но в «Прометее» требовалось с самого начала показать, что мой герой не человек, как и в новом фильме. Так что все эти приемы нужны, чтобы обозначить различия между синтетиком и людьми на борту корабля.

Как изменились за десять лет отношения Дэвида и Шоу?

У них удачный брак, настоящая любовь. (Смеется.) Думаю, они заставляют друг друга нервничать. Ну, скорее, он ее выводит из себя. Однако, они через многое прошли вместе. Какая-то связь между ними возникла, конечно.

Итак, идея веры из «Прометея» разрабатывается и в «Завете», и у Дэвида есть эго, есть личность. Так верит ли он во что-то высшее?

В кого ему теперь верить, в себя что ли? (Смеется.) Нет, не думаю, что он религиозен. Тонкий момент… Он преклонился бы перед Давидом Микеланджело или перед кем-то вроде Леонардо да Винчи, но в целом он считает синтетиков высшей расой по сравнению с людьми. Расой, способной, если придется, стать для людей наставниками.

А кем он видит Уолтера?

Думаю, что членом семьи, младшим братом. Возможно, учеником.

Так все-таки Дэвид становится более человечным? Вспышки ярости и прочее…

Да, более человечным — неуверенность, гордыня, и неконтролируемая ярость тоже, и зависть. Думаю, ему нравится чувствовать себя тем, от кого многое зависит. И за прошедшие годы это сильно усугубилось.

Он вообще боится смерти? Даже в кошмаре финала «Прометея» ничего подобного за ним не замечено.

Не знаю… Думаю, он очень быстро адаптируется к любой ситуации. Концепции смерти в новом фильме уделено некоторое внимание. Дэвид же считает себя скорее условно смертным. Но о смерти он знает.шаблоны для dle 11.2